истории

«Искусство тоже выбирает, кому понравиться». Интервью с главным дирижёром Ростовского симфонического оркестра

Валентину Урюпину — немного за 30, но он уже широко известен в мировой музыке как талантливый и профессионально состоявшийся дирижёр. С 2015 года Валентин работает с симфоническим оркестром Ростовской филармонии — и с его приходом классическая музыка вступила в по-настоящему серьёзные отношения с городом. Алексей Максимук поговорил с Валентином Урюпиным о роли симфонического оркестра в жизни города, отношениях с властью и месте культуры в современной жизни.

Валентин Урюпин оказался в Ростове-на-Дону по рекомендации Юрия Башмета: к тому моменту Валентин уже несколько лет дирижировал оркестром Пермского оперного театра, вместе с оркестром «Новая Россия» записывал музыку для церемонии открытия Олимпийских игр в Сочи, стал лауреатом более чем 20 профессиональных конкурсов и работал как приглашённый дирижёр с десятками оркестров России, Европы, Китая и Японии. Кроме того, Урюпин — самый востребованный и титулованный кларнетист России. В 2017 году он выиграл 8-й международный конкурс дирижёров имени сэра Георга Шолти — престижную премию для профессионалов не старше 34 лет.


Насколько знаю, вы уже больше двух лет работаете в Ростове.

— Третий год. Точнее, третий сезон — мы, музыканты, по сезонам живём.

Что вы увидели, когда только приехали в город?

— Не буду говорить за весь город, но в оркестре я увидел много хорошего и много того, что хотелось бы поменять. Симфонический оркестр — это уменьшенная и довольно точная модель города, в котором он находится, такой срез общества, что ли. Мы сразу, сходу начали работать, делать вместе музыку.

Как идёт процесс?

— Прекрасно! В кассы начались очереди, у нас появилось много новых друзей, на следующей неделе оркестр едет в главный зал нашей страны — Большой зал консерватории — давать концерт, есть планы зарубежных гастролей. Недавний наш опен-эйр на Пушкинской собрал несколько тысяч человек. К нам приезжают ведущие солисты и дирижеры — и отмечают огромный творческий рост оркестра. Всё это даёт основания говорить, что мы не зря тут трудимся.

Я знаю, что вы делали что-то ещё необычное, кроме опейн-эйров.

— Довольно многое, по мере возможностей. Оркестр — общество, которое обладает свойством самовоспроизводства каких-то идей. Главный дирижёр даёт импульс, а много-много процессов потом происходит внутри оркестра.

Я не живу в Ростове все время, но моё присутствие здесь совершенно очевидно. В какой-то степени я — современный тип дирижёра, который не живёт только в одном городе и не работает изо дня в день с одним и тем же оркестром. Но меня радует, что, когда я уезжаю, процесс творчества и производства новых интересных идей и форматов взаимоотношения с публикой не прекращается.

Мы запустили социальный проект «Полетели вместе» и уже много где побывали — в местах, которые по каким-то объективным обстоятельствам изолированы. Мы играли для детей с ограниченными возможностями, собираемся поехать играть куда угодно: в тюрьмы, хосписы и так далее. Эта социальная программа — дело нашей чести, потому что музыка должна звучать в первую очередь для людей, которым трудно самим дойти до концертного зала.

Также была масса других проектов: например, мы играли на НЭВЗе, прямо в цеху — и, надеюсь, продолжим эту практику. У нас в планах цикл подобных концертов.

Присутствие оркестра в городе, в городской инфраструктуре очень выросло за эти два года. И это только начало: пока я здесь работаю, мы будем только наращивать темпы.

Расскажите подробнее про связь оркестра с городом, в котором он находится.

— Взаимоотношения между оркестром и городом должны быть очень тесными. Мы — одна из главных культурных институций региона. Кроме того, если оркестр или театр гастролирует за рубежом, он становится тем, благодаря чему в мире узнают про город. Город Пермь никто в мире не знал, это название даже трудно произнести на других языках. Но когда там появился Теодор Курентзис — дирижёр греческого происхождения, с середины 1990-х годов живёт и работает в России. Один из самых известных современных дирижёров страны. С 2011 года Курентзис работает в Перми, где также действует созданный им оркестр MusicAeterna — как и сам Курентзис, широко известный за пределами России., стал активно гастролировать пермский балет — во всём мире научились произносить это слово. Все теперь знают, что это такая культурная Мекка, которая находится где-то далеко на Урале в России.

Наша задача — так же работать на благо, на имя города, в котором мы находимся, и для его людей. Не ограничивать себя своими постоянными слушателями, а искать новых.

Вы назвали Пермь городом, в котором процессы зашли дальше, чем здесь…

— Там случилась колоссальная культурная революция — причём за довольно короткий период.

Где ещё в России что-то подобное происходит?

— Происходит очень много где. Фантастически развиваются Новосибирск и Екатеринбург: это и оркестры, и оперные театры, и современное, актуальное искусство. Конечно, Казань, Тюмень… Ростов тоже не находится в числе городов, страдающих некой культурной стагнацией. Например, наши соседи — Волгоград — к сожалению, из-за неумной политики властей сейчас находятся в абсолютно разобранном состоянии во всём, что касается культуры.

Есть города, в которых просто недостаточно творческих сил или недостаточно людей, которые бы аккумулировали эти силы. В Ростове есть и то, и другое.

Но тут мы волей-неволей должны заговорить о последовательной поддержке [культуры] властью нашего города. Не буду скрывать: этот пункт нам ещё улучшать и улучшать. Мы ждём, когда те люди, у которых в руках мощные рычаги, которые могут очень многое в нашем регионе, обратятся в нашу сторону — не только в моменты юбилеев, а постоянно. И вот тогда общими силами мы сможем сделать чудеса.

Во всех городах, которые мы перечислили сейчас, есть несколько важных составляющих: большие творческие силы (это у нас есть), люди большого творческого и организаторского таланта, которые умеют эти силы аккумулировать (это у нас тоже есть), и единомышленники в кабинетах власти, которые видят прямую взаимосвязь между поддержкой искусства и культуры и общим процветанием региона. Эта связь совершенно очевидна — и хорошо бы, чтобы все просто её поняли.

А существуют прецеденты развития симфонического оркестра в регионе без участия власти?

— Это очень тонкий вопрос. Я, наверное, должен честно ответить: и оркестр, и оперный театр — в первую очередь большие серьёзные организации. У нас в оркестре работает свыше 100 человек только музыкантов. В театре задействовано ещё больше людей.

Давайте для примера сравним оркестр, получающий стабильную и последовательную поддержку, и другой оркестр, получающий её формально или вообще не получающий. Рабочая неделя у работников обоих оркестров распланирована примерно одинаково: по 4 часа утром репетиция и в конце недели концерт.

Но в оркестре с достойными условиями существования музыкант после репетиции идёт домой заниматься, совершенствоваться — а в низкооплачиваемом оркестре побежит на другую работу. После этого он приходит, конечно, немножко измотанный. При всём своём желании играть хорошо.

оркестр ростовской филармонии

В этом разница между благополучными людьми и теми, кто из последних сил трудится за идею. Конечно, мы всё равно даём результаты — я просто не могу работать иначе, и они тоже — но когда материальное положение оркестра придёт в соответствие с нашими ведущими регионами (и в нашем случае — в соответствии с объективным уровнем оркестра), результат работы, скорость и отдача будут совершенно другими. Как только музыканты почувствуют какое-то доверие со стороны власти, процесс творчества сразу достигнет огромных высот. Мы все на это очень надеемся.

Эта внушительная организация — оркестр — в состоянии серьёзно зарабатывать?

— (задумывается) Как вам сказать… Оркестр в состоянии зарабатывать больше — безусловно. Это вопрос ещё внутренней сцепки оркестра, отдела маркетинга, пиар-отдела и прочих внутренних структур филармонии.

На самом деле сейчас нам не на что жаловаться, потому что прирост аудитории очень большой, и ситуации, когда на симфоническом концерте сидит 100 человек, при мне уже не случалось. Часто нам даже приходится позже начинать концерт из-за очереди в кассу. Популярность и реноме оркестра, утерянные в последние десятилетие, возрождаются.

Мы можем больше зарабатывать, но вопрос так стоять не должен. Ни оркестры, ни оперные театры не могут быть самоокупаемыми.

В мире таких примеров практически не существует. Любое серьёзное искусство не может быть самоокупаемым: оно поддерживается государством или, как это происходит в США, мощнейшей и уже более, чем вековой системой взаимоотношений с меценатами и спонсорами. Для самоокупаемости нам придётся просто взвинтить цены на билеты. Мы этого делать не можем, потому что в России исторически сложилось, что главные потребители искусства — интеллигенция и молодёжь. Ни те, ни другие не могут много заплатить за билет. Филармония ведёт абсолютно верную политику, не давая поднимать цены на билеты.

Зарабатывать деньги тоже необходимо, без них мы никак не сможем. Ведь мы за счёт того, что зарабатываем на билетах, можем приглашать солистов, дирижёров. Это довольно важный момент: оркестр, особенно в серьёзном регионе, не может вариться в собственном соку. Мы должны приглашать хороших дирижёров, хороших солистов, в каждом концерте должен участвовать известный пианист, скрипач, виолончелист, певец. Хор, чтец, видеоинсталляция — всё это требует денег, и именно туда идут средства от продажи билетов. Но филармония не может тратить их на зарплаты и зависеть от этого.

Как дела со спонсорами?

— Пока немножко рановато говорить, но мы идём в сторону того, что у нас появится попечительский совет с каким-то определённым фондом. У нас уже есть друзья среди людей бизнеса. Я очень открытый человек, контактный, и люди, которые приходят на концерты, со мной совершенно спокойно знакомятся.

Этот процесс в начале, но я верю, что, пока я тут работаю, мы сделаем какой-то основательный фундамент.

валентин урюпин

Кто сейчас составляет аудиторию оркестра, кроме молодёжи и интеллигенции, и кого бы вы хотели в ней увидеть?

— Хороший вопрос. Я хочу увидеть многих, большой срез нашего общества. Для этого мы стараемся вести очень продуманную репертуарную политику — не давать какие-то абстрактные концерты. Мне не нравится ситуация, когда просто идут какие-то концерты: «а вот мы давно не играли такую-то симфонию, давайте её поставим в программу!». С 2016 года у нас абонементная система, несколько абонементных серий — и когда люди на них смотрят, они уже понимают, чего хотят и что мы можем предложить. Есть, например, серия главного дирижёра — одна из тех, что пользуются большим спросом, и тут я пользуюсь доверием публики и стараюсь включать в программу разные произведения, в том числе довольно серьёзные и сложные для восприятия. Это концерты событийного характера. Есть серия приглашённых дирижёров, называется «Дирижёры. Высшая лига»: там звучат шедевры мировой музыки, проверенные временем. Все люди, даже довольно далёкие от музыки, прекрасно понимают удельный вес такого произведения, как 5-я симфония Бетховена, «Шехерезада» Римского-Корсакова или «Петрушка» Стравинского. У нас есть серия «Бетховен+». Естественно, фамилия Бехтовена на афише — уже залог того, что будет полный зал. Но мы делаем немного умнее: «плюс» означает, что мы играем на этих концертах не только Бетховена, но и композиторов, которые корреспондируют с ним, причём иногда корреспондируют через два века.

Ещё в этом году у нас появится серия оперы: сольные концерты оперных звёзд. Есть серия воскресных концертов для неофитов — для тех, кто впервые пришёл в концертный зал, и для семейного прослушивания. Мы довольно бережно подбираем туда программу. А в мае готовится большое, серьёзное событие — первый фестиваль Филармонии и нашего оркестра, который в будущем мы бы хотели делать ежегодным. Это действительно будет что-то совершенно новое в культурной жизни нашего города.

Вернёмся к вашему опыту взаимодействия с городом. Какие ещё форматы вы бы хотели сюда перенести?

— Очень многие. Этот майский фестиваль во многом станет мониторингом того, что бы мы хотели делать в будущем. Например, там запланирован большой проект «День с Вольфгангом». Мы хотим рассмотреть личность Моцарта во всех аспектах — это и камерная музыка, причём не в филармонии, а на таком пространстве, где люди смогут сидеть, лежать, разговаривать с музыкантами, сидеть внутри оркестра — всё, что угодно делать, и «Реквием», и перформанс на тему Моцарта, который подготовит специалист по перформативным техникам, и, скорее всего, какой-то сет современной электронной музыки, тоже инспирированной Моцартом. Запланирована ретроспектива фильмов о Моцарте, нарративная часть какая-то, лекции, и т.д.

Я думаю, что сплав разных искусств и их взаимодействие — неотъемлемая часть взаимодействия современного музыканта и современной публики.

Также запланирован мой личный цикл, адресованный молодёжи — «Рассказывает главный дирижёр». Я буду рассказывать и показывать вместе с оркестром на сцене, как сконструированы произведения, скажем, длительностью в полчаса, час и более. Такие временные рамки немного пугают: что там происходит внутри, не сразу получается разобраться. Выходит, что впервые пришедший на концерт человек вынужден воспринимать музыку только на эмоциональном уровне, не понимая, как она устроена внутри.

Вообще, одна из ключевых проблем классической музыки для «поколения уoutube», так сказать — её протяжённость во времени. И эту проблему мы хотим решить, чтобы молодые люди, мои ровесники, подружились с симфонией, концертом, увертюрой — с этими странными словами и приходили в концертный зал, как друзья. Чтобы этот процесс у них шёл быстрее и не занял 5-10 лет.

Вы сейчас говорили про ликбез…

— Я бы так не назвал. Сердце безграмотным быть не может: люди всё равно воспринимают музыку на чувственном уровне. Мы помогаем прийти к ней ещё ближе и оказаться внутри. Это не ликбез, а взаимное приближение.

А вам не кажется, что это очень важный момент сейчас? Ведь, откровенно говоря, сегодня не так много людей находятся в контексте классической музыки и интересуются ей.

— Мне сложно сказать. Я много выступаю по всему миру и вижу полные залы везде.

Но ведь всё равно это нишевая музыка.

— А это всегда будет ниша. Мы не будем собирать стадионы. Но надо понимать важную вещь. Как раз те молодые люди, которые отличают Малера от Брукнера, которые по-настоящему знают, кто такой Марк Шагал, понимают, что такое супрематизм, и немножко разбираются в том, как архитектура связана с инженерией — это те, от кого в огромной степени зависит процветание нации. Люди, открыто мыслящие, которые способны генерировать идеи, выйдут из концертного зала и изобретут вакцину от рака. Или самолёт, который летает в 10 раз быстрее. Так было всегда — и через них мы воздействуем на всех остальных.

Вообще, город, в котором есть успешные оркестр, оперный театр, музеи и так далее — в нём и улицы отличаются от других городов, это совершенно очевидно.

А те миллионы, которые не придут в концертный зал… Кто-то из них, возможно, придёт завтра, к кому-то из них искусство не нашло дорогу, или он сам не нашёл путь к искусству. Я уверен, что искусство тоже выбирает, кому понравиться, а кому нет. Чей-то черёд ещё не пришёл, чей-то вообще никогда не придёт: это жизнь.
Но это не значит, что мы не должны стараться каждую секунду достучаться до сердец людей, не рекрутировать новых членов в эту огромную секту, которая называется «поклонники искусства». Это наша задача и наш вклад в процветание страны.


29 сентября 2017 года в ростовском «Циферблате» состоится творческая встреча с Валентином Урюпиным — «О Чайковском и Стравинском». Подробности ищите здесь.

город

Гершман, Лебедев (не тот 🤷‍), Гайдук и локальный бизнес — о пешеходном переходе на Соборном

город

Личный опыт: как я пользовался «Ситимобилом» в Ростове

истории

«Ростов — помесь Одессы и небольшой европейской столицы». Алексей Матвеенко («Город-Парк») — о том, как продвигается бренд города